Мышцы под ее пальцами напряглись. Давид сгреб документы, схватил ее за руку и потащил к лифтам. Аня успела повернуться к консьержу, лицо которого приобрело жуткий багровый оттенок.

— Кстати, на ваших картинах ошибки! Гилей встретил семерых нимф, а тут их только шесть. И у Ламии должна быть обнажена левая грудь, а не правая.

Кажется Платон Семенович икнул и схватился за сердце. Давид грубо впихнул Аню в лифт.

— Понежнее! За насилие — двойной тариф. С ним все будет нормально? — Она выглянула в сужающуюся щель створок лифта.

— Не переживай. Он и не такое видел.

В голосе Давида слышался… смех. Аня удивленно взглянула на него. Он действительно хохотал. В уголках глаз скопились глубокие морщины, которые сделали его лицо практически совершенным. Аня скрестила руки на груди:

— Тебе смешно?

— Нет. — Давид шагнул к ней и провел пальцем по шелковой ленте на ее шее. — Я в бешенстве.

— Разве не так ведут себя шлюхи?

— Не из-за этого.

— Что еще я умудрилась сделать неправильно?

— Мы скрепляем лентами запястья. Но твой способ мне тоже нравится. Сразу начинаю думать о твоем подарке.

Аня старалась не поддаваться нежности его прикосновения и вкрадчивым ноткам в голосе.

— О каком подарке? Я ничего тебе не дарила.

Давид достал из кармана сложенный лист бумаги и медленно развернул. Аню одновременно бросило в жар и холод. Это был ее последний рисунок. Наверное, в тот момент на нее нашло помутнение. Она никогда не думала, что способна нарисовать подобное.

— Особенно, мне нравится вот это. — Он провел пальцем по губам с каплями спермы у ее нарисованного двойника. — Мы обязательно воплотим твои задумки в жизнь.

Аня закусила губу. От страха. От предвкушения. От желания, чтобы он исполнил свое обещание или угрозу. Ей хотелось вновь ощутить его вкус, горячую твердость члена и стоны-рычания, рвущиеся из груди.

Лифт замер, мягко покачнувшись. Створки разъехались в стороны, выпуская их на свободу, и Аня вырвалась из кабины. Она пыталась сбежать от неправильных мыслей, прочно обосновавшихся в ее голове. Давид вышел следом. Он подтолкнул Аню к одной из трех дверей, и от его легкого касания по коже пробежали мурашки. Каждый поворот ключа и едва слышный скрежет действовали на нервы. Аня едва ли не подпрыгнула, когда щелкнул последний замок, и Давид открыл дверь. Он пропустил ее вперед, и ей пришлось сделать отчаянный шаг, погружаясь в прохладное темное нутро его квартиры. Давид шел следом, иногда прижимаясь грудью к ее спине — от этого Ане казалось, что через нее пропускают разряды тока. Тихонько щелкнул выключатель, и пространство озарилось приглушенным интимным светом. Кажется, она оказалась в царстве серого. Всевозможные оттенки этого цвета переплетались, чередовались и причудливо сочетались друг с другом. Серые стены, серые обои, серый пол, серые гардины. Только высокие потолки со строгой геометрической лепниной оставались белыми. Аня не удержалась и повернулась к Давиду:

— Любишь серый цвет?

— Он меня успокаивает.

— Не слишком мрачно для развлечений со шлюхами?

Он бросил документы и ключи на комод и небрежно стащил туфли.

— Ты первая женщина, которую я сюда привел. Ты вообще первая, кто видит эту квартиру.

Аня не знала, как реагировать на это признание. Звучало уж слишком неправдоподобно.

— Не стоит стараться сделать мне приятно таким враньем.

Давид плавно шагнул к ней. В его движениях чувствовались сила и грация жестокого хищника. Он сжал ладонью ее шею, погладил большим пальцем судорожно бьющуюся венку:

— Приятно я тебе сделаю другим способом.

— Хватит! — Аня оттолкнула его руку. — Я хочу знать, о чем говорила Лея. И что это за ерунда с шаманками?

Ноздри Давида раздулись, как будто он был сильно раздражен.

— Я бы очень хотел, чтобы это была не ты.

— Мне просто интересно: есть хоть какое-то дело, которого я в твоих глазах достойна?

— Ты меня неправильно поняла.

— Я тебя вообще не понимаю.

— Идем, я тебе все объясню.

Давид взял ее за руку и повел куда-то. На ходу Аня стащила с ног кеды, одновременно пытаясь рассмотреть его квартиру. Удивительно, но ей тут нравилось. Много свободного пространства, классические линии и дорогие ткани. Ане хотелось все внимательно рассмотреть и потрогать. Стальной блеск штор, матовые переливы на обоях, богатые текстуры. И все притягивает своей мрачностью и таинственной однотонностью.

— У тебя очень красивая квартира.

Давид обернулся и удивленно взглянул на нее:

— Я думал, для тебя здесь будет слишком мрачно.

— Почему?

— Ну… Здесь все серое.

Аня снова повторила недавний вопрос. Он ведь так и не ответил:

— Твой любимый цвет?

— Нет. У меня нет любимого цвета.

Он замолчал, оставив ей еще больше загадок о себе, чем было. Ей ужасно хотелось верить, что за отталкивающей мерзостью его характера скрывается что-то глубокое, что может оправдать обидные слова и поступки по отношению к ней. Это позволило бы сохранить хоть каплю самоуважения. Давид указал на глубокое кресло:

— Садись.

Аня забралась с ногами, глупо надеясь показать свою уверенность. Давид ничего не сказал. Просто сел напротив и положил ее рисунок на небольшой столик между ними. Аня потянулась и перевернула его «лицом» вниз. Давид ухмыльнулся.

— Мы потом обязательно обсудим твои фантазии.

— Здесь нечего обсуждать. Ты ведь это хотел увидеть.

— Нет. — Он вдруг стал серьезным. — Меня выводит из себя, когда рядом с тобой находится кто-то еще.

Аня не знала, как реагировать на это признание. Сердце забилось быстрее от идиотской надежды, что за его словами кроется нечто большее. Не нужно поддаваться иллюзиям. Потом, когда они разобьются, будет очень больно. А ей уже надоело терпеть боль.

— Ты обещал мне все объяснить. Про шаманок и… Зачем все это нужно. — Аня бросила пакетики с травами возле рисунка.

Кажется, Давид удивился. Но эмоции на его лице долго не задерживались.

— Такие как я, оборотни, не люди, но и не звери. Раньше мы не могли контролировать свое обращение. Мы становились волками каждое полнолуние и новолуние независимо от того, где находились. Молодняк, в смысле дети, наоборот, обращались при каждой сильной эмоции. Это могло произойти на глазах у обычных людей. А ты, наверное, знаешь, как раньше относились к подобному. И мы не могли жить все вместе — так нас было легче выследить. Просто старались держаться ближе друг к другу.

Никто до сих пор не знает, как появились Ведающие тайны. Но у каждой стаи была своя шаманка. Она защищала стаю, предупреждала о грозящей опасности, врачевала раны, соединяла волчьи семьи. Ведающая тайны такой не рождается. Природа дает ей силу. Мы не знаем, как это происходит.

Аня поняла, что едва дышит, слушая Давида. Все это больше походило на сказки, которые она любила до безумия. Красиво, фантастично, и совершенно неправдоподобно. В реальной жизни так не бывает. Хотя, и оборотней существовать не должно. Но один из них сидит перед ней.

— Я все равно не понимаю. Мне точно никто не давал никакой силы.

— Все эти месяцы ты ведь жила в доме?

— Ну а где мне еще было жить? — Аня понимала, что есть какой-то подвох, но не могла распознать его.

— Если бы дом не принял тебя, ты бы не выдержала в нем и часа. Дом шаманки — пропитывается ее силой. Чем больше там жило шаманок, тем больше силы. Природа защищает Ведающих даже от оборотней. Никто не в состоянии находиться внутри достаточно долго.

— Но… Артур находился.

Наверное было ошибкой упоминать имя врача. Давид обнажил белые острые зубы, клыки выглядели неестественно длинными. Аня почти чувствовала, как он впивается ими в ее горло.

— И как долго он находился в доме?

Аня напряглась, готовая в любой момент бежать. Но ей здесь даже защититься было нечем!

— А какая тебе разница?

— Как долго он был в твоем доме? — Давид подался вперед, и Аня вжалась в кресло от страха.